— Так надо и обосновываться.
— Нет, — торопливо ответила она. И посмотрела ему в глаза. — Здесь я — Маруська Банникова, которая мужикам мозги крутит… Уеду куда-нибудь жить просто Марусей…
— Извините, что не дал вам сегодня спать, — поднялся Олег Владимирович.
— У каждого человека — свое дело…
— И еще — обязанности, — сказал Чернов.
В оставшееся до работы время Олег Владимирович составил запрос в Красноярский край, где жил Марусин знакомый. Намереваясь отправить запрос, Чернов был заранее уверен в ответе, который получит. Оттого что подозрение в причастности к краже Маруси Банниковой снималось, Олег Владимирович испытывал какое-то душевное облегчение. Всегда приятно узнать человека лучшим, чем считал его с чужих слов. Еще подумал об Алферове: все-таки дельный человек, а главное, внимательный к людям.
И Олег Владимирович не ошибся.
Задолго до девяти часов Алферов появился в его кабинете, огляделся и спросил:
— Что? Отпустил мою соседку?
— Отпустил.
— Узнал, откуда у нее обновка-то?
— Я все узнал, — упрекнул его Чернов, — а вот ты не знаешь даже, когда у твоих соседок именины. Разве это порядок, товарищ участковый уполномоченный?
— Мне к таким молодухам на именины ходить заказано, Олег Владимирович, — повеселел Алферов. — А то, что я участковый, никакого значения не имеет, потому как у меня жена сама опер!
— Да?! — подивился Чернов. И, подвинув Алферову бумажку, сказал: — Отправляю запрос в Красноярский край насчет знакомого Банниковой, но уверен, что пустой номер. Не причастен он. Так что давай мозгами шевелить в другую сторону. А пока вытаскивай из вытрезвителя своего Мартьянова…
— Ох! — выдохнул Алферов. — Тоже, поди, пустой номер, как вы говорите.
— Что так?
— Так я ведь его от зыбки знаю… Ну, был в свое время человек, семьей жил как полагается. А потом связался с одной бабенкой: маленькая, тощенькая, смотреть не на что. И присох… Не знаю, может, с секретом каким была. Двоих ребятишек бросил! Ну и мотался возле нее с год. А потом, видно, стала и она ограничивать его от питья. Так он собрал ее барахло и самую настоящую торговлю открыл. Взяли мы его тогда, хотели привлекать. И что вы думаете? Та матанька слезами выревела его: сама, говорит, ему все отдала, деньги нужны были. Хоть тресни, стоит на своем. А без пострадавшей какое уголовное дело?.. В те времена он и работал на заводе-то электриком, хорошим специалистом считался. Только все равно вытерпеть его не могли: выгнали за пьянку.
Алферову, видимо, не хотелось идти за Мартьяновым, поэтому он закурил и продолжал рассказывать о своем подопечном:
— А Вишняков наш, хоть и самый старый в горотделе, а про людей мало знает. Да и откуда ему, если сам нелюдим. Он же пенсии ждет — и все. У Кольки-то Мартьянова сейчас руки трясутся, ему щипцами провод и не поймать… Правда, на руку он не чист, все знают. Когда его с завода прогнали, он через какую-то родню устроился на лесосклад в леспромхозе. Там его уж как полагается застукали: пропили с дружком машину леса. Колька, если бы один завяз, не выпутался. А дружок его, шофер, мужик крепкий, взял да и возместил убыток. Документы на скорую руку состряпали, и вышло, что лес купили по закону. Так и миновал суда, хотя на работе после этого держать не стали… В общем, где ни появлялся — везде один конец. На зерноскладе последний случай был года три назад. За кражу мешка зерна привлекли. Так суд его на поруки общественности отдал!
— Ладно. Хватит мартьяновской биографии. Давай посмотрим на него в натуральном виде, — остановил Алферова Чернов.
Тот еще потоптался с минуту в кабинете и только потом со вздохом вышел.
…Николай Мартьянов вбежал в кабинет Чернова торопливо, как будто опаздывал. Он почтительно поздоровался, даже поклонился слегка и сел без приглашения у стола, всем своим видом выражая готовность к предстоящему разговору.
— Трясет? — спросил его Чернов.
— Трясет, — радостно признался Мартьянов, доверчиво хохотнув, словно надеялся, что ему нальют стаканчик для опохмелки.
— И часто так у тебя?
— Нет, — он приложил руку к сердцу. — Честное слово, только сегодня. И то не из-за себя.
Всю жизнь, сызмалетства, привык в бане париться, а в вытрезвиловке без спросу ополоснули холодной водой. Ну, это еще можно стерпеть. А потом-то не под стеганое одеяло положили, а под простыню. Сразу и зачакал зубами, как будто к домовому в гости пришел. Теперь неделю не отогреться, честное слово! Господь спас бы от чахотки, а то копыта отброшу ни за что…
— Что ты тут антимонию разводишь, — не выдержал Алферов. — Каждый божий день пьешь.
— Так помаленьку же, Василий Васильевич, только и помуслю стакан, чтобы совсем-то не отвыкнуть, честное слово!
Чернов внимательно следил за ним, видя, как угодливость труса переплетается с хитростью проходимца, которому ничего не стоит прикинуться дурачком, а если не пройдет — расплакаться настоящими слезами. Ему противно было участвовать в этом дешевом спектакле, и он спросил его резко, со строгостью, исключающей всякое пустословие:
— Откуда у вас эти ботинки?
— Чего?! — вылупил глаза Мартьянов.
— Ботинки, которые надеты на вас, откуда, спрашиваю?
— Ах, ботинки!.. Ботинки… Так это же память о производственной деятельности на нашем Нижнесергинском металлургическом заводе, которому я отдал восемь лет своей трудовой жизни! Как ушел оттуда…
— Выгнали за пьянку,! поправил Алферов.
— Что вы сказали, Василий Васильевич? — осведомился Мартьянов.
— Рассказывайте, — подхлестнул его Чернов.
— Значит, как освободили меня там от обязанностей, я сначала их не носил, — показал он на ботинки. И объяснил: — А вот в данный момент маленько обеднял, так что совсем не до моды стало…
— Расскажите о своей выпивке позавчерашней со сторожем галантерейного магазина Епифановым, — не давал ему передохнуть Чернов.
— Обыкновенно.
— Что за причина была?
— Так разве по причинам выпивают? — спросил он, взглянув на Чернова. Но столкнулся с таким холодным взглядом, что поперхнулся и закашлялся. — Как вам сказать? От привычки все у меня: не могу в одиночестве и глотка проглотить, честное слово!
— Врешь, — констатировал Алферов.
— Да что вы меня позорите зазря, Василий Васильевич? Вроде бы на одной улице с вами живем, могли бы знать…
— Потому и говорю, — урезонил его участковый. — На нашей улице ни одной канавы не осталось, в которой бы ты не полежал. И всегда в одиночестве.
— Эх! — обиженно махнул рукой Мартьянов. — Зачем же мешать все в кучу? То, что, бывало, до дому не мог дотянуть, так ведь это от слабого здоровья: всю жизнь на тяжелой работе, надорвался уж. А что бы…
— Так расскажите все-таки о пьянке с Епифановым, — остановил его Чернов.
— Выпили, да и все. Давно не виделись, чего тут объяснять?
Мартьянов при разговоре поглаживал все время свои коленки, словно они болели у него. И вдруг Чернов заметил, что рука у него поранена.
— А где вы поранили руку? — спросил сразу же.
— Там же и поранил, у Епифанова, — ответил Мартьянов машинально, не вникая в суть вопроса.
— Каким образом?
— По нечаянности, ясное дело. Капусту эту, морскую, откупоривал. ножом, а он соскользнул. Вот и поранился немного…
— Не везет… — Олег Владимирович соображал, как похитрее проверить его.
А Мартьянов тут же ухватился за его слова:
— Всю жизнь не везет, честное слово! Да хоть бы из-за себя, так не обидно было. А то все по случайности…
— Вы почему все время ежитесь? Действительно мерзнете, что ли? — спросил его участливо.
— Сразу же сказал, — оживился Мартьянов, — что лихорадку схватил в вытрезвителе. — И пожаловался: — Что за порядки ввели: под простыню людей класть, как покойников в катаверной?
— Мы простудили, мы и вылечить можем, — сказал весело Чернов.
— А как? — весь обратился в любопытство Мартьянов.
— В больницу положим.
— А… — разочарованно протянул он. — Можно, конечно, и полечиться, да долго продержат. Не люблю я без дела лежать… — И спросил с надеждой:- А если в больницу положат, за вытрезвитель будут штрафовать или нет?
— Зачем же больного человека штрафовать? Конечно, нет, — ответил Чернов, усмехнувшись про себя тому, что Мартьянов сам помог ему выйти из затруднительного положения.
— И то правда! — обрадовался Мартьянов. И согласился, как будто делал одолжение: -
Не вредно, конечно, денька три-четыре и подлечиться. Говорят, если болезнь сразу захватить, так быстро поправляются…
…Через час Мартьянова поместили в городскую больницу. Чернов позаботился о том, чтобы его приняли как настоящего больного. Главный врач больницы пообещал, что анализ группы крови Мартьянова представит Чернову не позднее двенадцати часов дня.